Как живут моряки на атомной подводной лодке. Моряк о службе на подводной лодке (4 фото)

21 января 1954 года на воду была спущена первая в мире атомная подводная лодка «Наутилус». Идея боевого применения подводного судна, высказанная впервые ещё Леонардо да Винчи , была популяризирована в 1870 году в романе Жюля Верна «20 тысяч лье под водой».

Валерий отдал военно-морскому флоту 19 лет. В его памяти остался военный гарнизон Гаджиево Мурманской области, тысячи часов вахт на атомной подводной лодке на должности вычислителя-техника и 11 автономных плаваний в водах Баренцева моря и Северного Ледовитого океана. В 2001 году по выслуге лет Валерия уволили в запас.

«Заворожило»

«Первый раз я оказался на подводной лодке в 82-м году, когда наша 93 школа боцманов-прапорщиков Североморска проходила стажировку. Я попал на лодку «стратегического назначения второго поколения, потом она стала моей — я прослужил на ней 12 лет. Мы спустились под воду на 3 дня. Сначала мне показалось, что я нахожусь в огромной длиной трубе. Слева и справа множество кнопок, клапанов, ручек, механизмов. Заворожило — ничего подобного я не видел», — вспоминает Валерий.

Воздух на подводной лодке не отличается от воздуха на земле — в отсеках углекислый газ перерабатывает в кислород специальная установка под названием «Катюша».

— Не скажу, что на лодке тяжело как-то дышится — нет. Так же, как обычно. Скорее, давит замкнутое пространство, но это в первое плавание. Потом привыкаешь. Нас на лодке 142 человека… — говорит подводник.

— Ни больше, ни меньше?

— Нет. Но если только кто-то погибнет! — поясняет Валерий и продолжает:

— Моряки, мичманы, лейтенанты, офицеры… С каждой автономкой вы становитесь всё ближе друг другу. В первую очередь, со своим малым кругом — теми, кто находится с тобой в каюте, с кем встречаешься в столовой, на вахтах. Мне вообще с экипажем повезло!

В море своя иерархия. Фото из личного архива

На лодке, как и везде, есть своя иерархия. У матроса свои обязанности, у лейтенанта — свои. Кто-то следит за пультами, кто-то моет палубу, кто-то готовит. На лодке есть единственный кок — он готовит для всех завтрак, обед, ужин. Вестовые (уборщики на судне) моют посуду посменно.

«На судне две столовых. Матросы и мичманы едят в одной, офицеры в другой. Те, кто повыше по рангу, находятся на лодке в более комфортных условиях. Офицеры спят в двухместных каютах, у мичманов уже, помимо двухместных, есть четырёхместные. А матросам повезло ещё меньше — двухместных кают у них вообще нет, зато есть 6-местные», — говорит Валерий.

Выпить морскую воду

Каждый, кто становится моряком, обязан в своё первое погружение попробовать морскую воду.

— На центральном посту её приносят тебе в плафоне, и ты должен выпить всё до дна. Рассказывали, что некоторых тошнило — меня нет. Вода солёная — да, но не противная. Некоторые говорят, что она даже полезная. Потом тебе вручают свидетельство. Ну а на некоторых судах к традиции «воды в плафоне» добавляют «поцелуй кувалды» : её подвешивают к потолку, и при качке матрос должен изловчиться и её поцеловать. Странно немного, мы такого не делали. Но если бы было принято, конечно, избежать бы не удалось.

Во время войны, по словам Валерия, принято было встречать моряков на пирсе жареным поросёнком. Сам Валерий служил в мирное время, про военное ему рассказывал отец — тоже подводник. В годы ВОВ он служил на дизельной подводной лодке.

— За каждый потопленный корабль морякам вручали поросёнка. Или за какие-то особые заслуги в мирное время — тоже. Но сейчас это редкость. На моём веку такое было несколько раз. Но мы отдавали поросёнка матросам, а сами шли праздновать к жёнам. Они с детьми встречали нас на берегу — к Дому офицеров приезжал автобус, забирал их, отвозил к пирсу. Ну, на берегу, конечно, цветы, жаркие поцелуи — три месяца не видишь жену, представьте! Потом принято было накрывать стол у кого-то дома, жёны готовили, а мы праздновали. Это были такое дополнительное «23 февраля» в году!

— А женщины все дожидаются мужей, хранят верность?

Валерий улыбается:

— Всякое бывает. У нас был случай, когда ревнивый подводник прострелил ногу любовнику жены. Но это он так думал — потом оказалось, что это был её друг. Он приехал в гости к ней со своей женой. Да, в гарнизонах такую вещь, как измена, невозможно утаить. Все друг друга знают. Так что надо быть очень изобретательной женщиной.

Не все женщины дожидаются своих мужей с автономок. Фото: АиФ-Петербург/ Ольга Петрова

— Что чувствовали, когда подплывали к пирсу?

— Радость. Лёгкость. Ведь это всегда риск — не знаешь, вернёшься или нет… Помню, когда ещё курил — особое удовольствие приносило выйти на трап и закурить сигарету… Солоноватый запах моря, йода… И воздух свежий, чистый… затягиваешься — и аж голова кружится.

А в перископе — белые медведи

— 90 дней под водой — не одна же вахта. Как подводники отдыхают?

— Нарды, домино, карты. Библиотека есть на подводной лодке. Подводники любят читать детективы. Сейчас не знаю, что читают. Плёночный кинопроектор был — фильмы смотрели, потом появился видеомагнитофон. Кто что на лодку принесёт посмотреть — то и смотрим. Когда кассеты заканчивались, бывало, смотрели во второй раз. Смотрели и документалистику, опять же о лодках.

Стереотип, что матросы — народ пьющий, Валерий опровергает: «Нам иногда выдавали за ужином по 50 грамм красного вина. Но ни о каких «попойках» речи быть не может. Если у тебя день рождения, тебя вызывают на пост и там поздравляют тортом. Помню, на моё 23-летие на первой боевой службе меня вызвал капитан на пост, поздравил и дал посмотреть в перископ… на глубине 19 метров. Такой роскошью раньше никого не поздравляли! Это была просто чудесная картина — могущественная Арктика, белая-белая льдина… на ней медведи, кстати, они в жизни какие-то серые, а не белые. Наверно, по сравнению со снегом — он весь переливался, сверкал, как бриллиант. А на горизонте солнце вставало — красота непередаваемая».

Валерий говорит, что на видеокамерах в лодке подводники наблюдают китов-косаток и разных рыб подо льдом. Так что они и ихтиологи по совместительству, о рыбах и их поведении знают очень многое.

Страхи подводников

— С какими трудностями сталкивается подводник в плавании? Правда, что тот, кто познал море, уже ничего не боится?

— Расторгуев пел: «Говорят, для ребят, для тех, с морем кто судьбу связал, не страшен и девятый вал, но, видно, в море не бывал, кто так сказал». Мы — не роботы, люди. У нас также есть страхи. Подводник боится? Ну, мы не думаем о том, какую опасность везём на своих плечах… — улыбается Валерий.

Одна подлодка с 16 баллистическими ракетами на борту может уничтожить целую страну. На каждой из 16 ракет 10 боеголовок. Один такой заряд превосходит по своей мощи бомбу, сброшенную на Хиросиму и Нагасаки.

«Боимся пожара. На лодке много горючих материалов, то и дело думаешь, как бы что не загорелось, — говорит Валерий. — Если вовремя не потушить пожар, то лодка потеряет свою горизонтальную плавучесть и попросту утонет. А пожар в замкнутом пространстве легко определить по запаху. Когда что-то горит, пахнет жжёным полиэтиленом вперемешку с пропиленом».

Описывая специфический запах пожара, Валерий вспоминает своё первое глубоководное погружение — именно в этот день он его и почувствовал:

— На моём боевом посту на глубине 220 метров сорвался сальник с первого ГОНа (главного осушительного насоса). Я перекрыл клапаны — впервые не в теории, а на практике. Конечно, это было волнительно. Надо быть готовым ко всему. Солёная вода со временем разъедает даже самые крепкие конструкции…

Валерий рассказывает, что при пожаре в отсеки пробивается пыль тугим напором — там настолько сильное давление, что если моряк сунет туда руку — перерубит на части.

— А кровь из ушей у моряков — такое бывает или байки кинематографистов?

— Такое может быть во время войны, когда мина разрывается в море. Чем ближе взрыв, тем сильнее бьёт по перепонкам. Сейчас, в мирное время, такое может быть разве что у акустиков от давления, но это редкость. У некоторых подводников кровь из носа идёт иногда, но это мелочи, — отмахивается Валерий.

Где мы — нам знать не положено

— Сегодня подводники мин не боятся?

— Баренцево море чистое, дальше — Арктика, там глубины 1,5-3 тысячи метров — какие там мины?! Вот айсбергов боимся — да. Одна лодка чуть не утонула из-за этого — он был рядышком с нами, мы в то время как раз возвращались домой. Лодка наткнулся на айсберг, он повредил рубку, не могли открыть рубочный люк… Причина — невнимательность капитана, человеческий фактор, как и в любой работе. Но подводники — молодцы, лодка не затонула. Они пришли на базу…

— Как вы узнаёте об этом, будучи в море?

— По космическим аппаратам связь. А как именно — военная тайна, — улыбается подводник. — Мы, мичманы, не знаем, где мы находимся, когда в море. Об этом знает командир и старпом. Только верхушка. Не положено нам знать. Мало ли, какой матрос письмо кому-то напишет, расскажет, где была лодка… а это прочтут американцы.

— Какие лодки лучше — наши или американские?

— Сложно сказать. У американских хорошая шумоизоляция — их под водой не слышно, наши лодки более шумные. Но зато мы раньше не могли с пирса ракеты пускать, только с моря. И это служило нам плюсом. Так ракету практически невозможно сбить. Выходит, из-под носа она в море летит. А с пирса — полчаса. У нас по 2-3 комплекта аппаратуры, у американцев — всё по одному…

— Откуда это известно российским подводникам, если это секретные данные?

— Ну, фильмы нам показывают документальные — я же говорил: интернет теперь есть — вся информация, как на ладошке. И повторюсь — когда лодка уничтожается, вся информация рассекречивается. Кстати, по поводу связи — мобильными телефонами пользоваться на судне запрещено. Да и смысла в этом нет — всё равно сигнал телефон не ловит на такой глубине.

Подводники — особая каста

Атомные подводные лодки служат от 33 до 35 лет. В 1995 году лодка Валерия была уничтожена. На смену ей пришла новая — модернизированная.

Фото: Атомная подводная лодка, на которой служил Валерий. Фото из архива одного из экипажей в г. Гаджиево

«Когда лодка выходит из состава флота, ей устраивают проводы — собирают экипаж на пирсе, поднимают Андреевский флаг, на память делаются общие фотографии на палубе. Ну и всё. Затем её передают гражданским лицам на завод, там корабль разбирают. После того как корабль уничтожают полностью — разрезают, информация о лодке рассекречивается», — поясняет Валерий.

«Подводники — патриоты до мозга костей». Фото: Пресс-служба мэрии Архангельска

— Есть вещи, по которым вы скучаете на пенсии?

— Если сейчас подумать, по чему я скучаю, то я скорей скажу — по людям, чем по морю или какому-то рабочему процессу. По мичманам, с которыми служил, которых знал — многих с других лодок. Мы встречались, когда приходили на базу — на берегу, — вспоминает Валерий. — Подводники — это особые люди, служат целыми династиями — у моряка обязательно будет сын моряк. Это поразительная энергия, любовь к родине, гордость за наш флот, в которой ты воспитываешься. Мой отец тоже ходил в море. Жизнь в море тебя закаливает, а жизнь в гарнизоне — сплачивает. Люди на подводных лодках — это особая каста среди военных. Это такие патриоты до мозга костей, понимаете…

Я учился в Военно-морском училище им. Дзержинского, но это офицерский путь. А матросом на подлодку можно попасть и через военкомат: они направляют призывников в учебный центр, где полгода идёт подготовка. Каждой специальности соответствует своя боевая часть, вроде отделов в компании. Первая - штурманская, вторая - ракетная, третья - мино-торпедная, четвёртая - радиотехнических средств и связи, куда как раз попал я потом, и пятая - электромеханическая, самая большая. С первой по четвёртую части - это так называемый БЧ-люкс. Они ходят чистенькие и опрятные. А БЧ5 - это «маслопупы», они там по колено в масле и воде, на них все трюмы, насосы и двигатели. После учебки идёт распределение на базы. Сейчас подлодки базируются либо на Севере, в Западной Лице, Гаджиево, Видяево, либо на Камчатке, город Вилючинск. Ещё одна база есть на Дальнем Востоке - её в народе называют Большой Камень или Техас. В Балтийском и Чёрном море атомных подводных лодок нет - только дизельные, то есть не боевые. Я же попал на Северный флот, в Западную Лицу.

Первое погружение

Когда подводная лодка выходит первый раз в море, все моряки должны пройти обряд посвящения. У меня был минимальный: в плафон из каюты налили забортной воды, которую надо выпить. Вкус у неё жутко вяжущий и горький. Неоднократно были случаи, когда людей сразу тошнило. Тогда же вручили свидетельство, нарисованное от руки, что я теперь подводник. Ну а на некоторых лодках к этому обряду добавляется «поцелуй кувалды»: её подвешивают к потолку и, когда судно качает, матрос должен изловчиться и её поцеловать. Смысл последнего обряда от меня ускользает, но спорить здесь не принято, и это первое правило, которое выучиваешь, входя на борт.

Служба

Почти что на каждой подводной лодке есть два экипажа. Когда один уходит в отпуск (а они положены после каждой автономки), заступает другой. Сначала идёт отработка задач: например, погрузиться и выйти на связь с другой подлодкой, глубоководное погружение на максимальную глубину, учебные стрельбы, в том числе по надводным кораблям, если все упражнения штабом приняты - то лодка уходит на боевую службу. Автономка длится по-разному: самая короткая - 50 суток, самая длинная - 90. В большинстве случаев мы плавали подо льдами Северного полюса - так лодку не видно со спутника, а если лодка плавает в морях с чистой водой, её можно увидеть даже на глубине 100 метров. В нашу задачу входило патрулирование участка моря в полной готовности и применение, в случае нападения, оружия. Одна подлодка с 16 баллистическими ракетами на борту может стереть с лица Земли, например, Великобританию. На каждой из 16 ракет находится 10 автономных боеголовок. Один заряд равен примерно пяти-шести Хиросимам. Можно посчитать, что мы ежедневно возили с собой 800 Хиросим. Было ли мне страшно? Не знаю, нас учили, что боятся те, по кому мы можем выстрелить. А так я не задумывался о смерти, вы же каждый день не ходите и не думаете о пресловутом кирпиче, который может упасть на голову? Вот и я старался не думать.

Быт

Экипаж подлодки круглосуточно несёт вахту в три смены по четыре часа. Каждая смена завтракает, обедает и ужинает отдельно, между собой практически не общаясь. Ну, кроме собраний и общих мероприятий - праздников, например, или соревнований. Из развлечений на лодке - турниры по шахматам и домино. Пробовали устраивать что-то спортивное вроде поднимания гири, отжимания от пола, но нам запретили из-за воздуха. Он в подлодке искусственный, с повышенным содержанием двуокиси углерода СО2, и физические нагрузки плохо влияли на сердце.

Ещё нам кино показывают. Когда не было всех этих планшетов и DVD-плееров, в общей комнате стоял плёночный кинопроектор. Крутили в основном что-то патриотическое или комедии. Вся эротика, конечно, была запрещена, но матросы выкручивались: нарезали самые откровенные моменты фильмов, где девушка раздевается, например, склеивали их в один и пускали по кругу.

Жить в замкнутом пространстве не так трудно, как кажется. Во многом потому, что ты всё время занят - восемь часов проводишь на вахте. Надо следить за показателями датчиков, пультом, делать записи - в общем, не отвлечёшься на посидеть и подумать о жизни. Каждый день примерно в 15:00 всех поднимают на «малую приборку». Все идут убирать какой-то участок. У кого-то это пульт управления, с которого надо смахнуть пыль, ну а у кого-то - гальюн (уборная для матросов в носовой части корабля. - Прим. ред.). Причём самое обидное - закреплённые за тобой участки не меняются всю службу, поэтому если уж начал драить туалет - драишь его до конца.

Что мне нравилось в плавании - так это отсутствие морской болезни. Лодку шатало только в надводном положении. Правда, по правилам лодка обязана всплывать раз в сутки, чтобы провести сеанс радиосвязи. Если подо льдами - то ищут полынью. Выйти подышать, конечно, нельзя, хотя случаи бывали.

Еда

За день кок должен не только девять раз наготовить на ораву в 100 голодных матросов, но и для каждой смены накрыть столы, потом собрать посуду и перемыть её. Но, надо заметить, подводников кормят очень хорошо. На завтрак обычно творог, мёд, варенье (иногда из лепестков розы или грецких орехов). На обед или ужин обязательно красная икра и балык из осетровых рыб. Каждый день подводнику положено 100 граммов сухого красного вина, шоколадка и вобла. Просто в самом начале, ещё в советские времена, когда говорили о том, чем подводникам поднимать аппетит, комиссия разделилась: они голосовали за пиво, другие - за вино. Выиграли последние, но вобла, которая шла в паре с пивом, в пайке почему-то осталась.

Иерархия

Экипаж состоит из офицеров, мичманов и матросов. Главный всё равно командир, хотя внутренняя иерархия тоже существует. Офицеры, например, кроме командира, называют друг друга только по имени-отчеству, ну и требуют к себе соответствующего обращения. А вообще субординация как в армии: начальник отдаёт приказание - подчинённый его выполняет без комментариев. Вместо дедовщины на флоте есть годковщина. Тех матросов, которые только пришли на флот, называют караси: они должны тихо сидеть в трюме и убирать воду и грязь. Следующая каста - подгодок - матрос, который отслужил два года, а самые крутые - годки - у них срок службы больше, чем 2,5 года. Если за столом сидят восемь человек, из которых, например, два годка, то еда делится пополам: одна половина - это их, а вторая - всех остальных. Ну могут ещё сгущёнку отобрать или за шилом послать сбегать. По сравнению с тем, что в армии происходит, здесь практически равенство и братство.

Устав - это библия, наше всё, считай. Правда, иногда до смешного доходит. Например, согласно ст. 33 Строевого устава российских военных сил, движение бегом начинается только по команде «бегом марш». И вот один раз замкомдива в море пошёл в гальюн, а там замок висит. Он в центральный пришёл и старпому приказывает: «Старпом, гальюн откройте». Старпом сидит спиной - не реагирует. Замкомдива не выдержал: «Старпом, принесите ключ бегом». А он продолжает сидеть как сидел. «Бегом, я Вам говорю! Вы что, не слышите меня? Бегом! Бл..!!! Чего Вы ждёте?» Старпом закрыл устав, который он читал, кажется, всё свободное время, и говорит: «Я жду, товарищ капитан первого ранга, команду „марш“».

Командиры

Командиры разные бывают, но все должны вызывать трепет. Священный. Ослушаться или перечить ему - получить выговор в личное дело как минимум. Самый колоритный начальник, который мне попадался, - капитан первого ранга Гапоненко (фамилия изменена. - Прим. ред.). Было это в первый год службы. Только в Мотовский залив вышли, Гапоненко пропал из виду с флагманским киповцем (должность на лодке, слесарь КИПиА - Контрольно-измерительная аппаратура и автоматика) в своей каюте. Дней пять пили не просыхая, на шестой день Гапоненко вдруг поднимается в центральный в куртке-канадке и валенках: «Давайте, говорит, всплывайте, покурим». Покурили. Он спустился вниз, осмотрелся: «Чем это вы тут занимаетесь, а?» Говорим, учебные маневры отрабатываем, вот надо скооперироваться с соседней лодкой, 685-й бортовой. Он вдруг сам пролез за пульт, взял микрофон и вышел в эфир. «685-й бортовой, я 681-й бортовой, прошу исполнить „слово“ (а слово на морском языке означает застопорить ход, остановиться)». На другом конце провода раздалось какое-то мычание. А потом: «Я 685-й бортовой, исполнить „слово“ не могу. Приём». Гапоненко начал нервничать: «Приказываю исполнить „слово“ немедленно!» А в ответ ещё более настойчиво: «Повторяю вам, исполнить „слово“ не могу. Приём». Тогда он уже совсем озверел: «Я, б…, приказываю тебе, су…, исполнить „слово“ …! Немедленно, слышишь! Я капитан первого ранга Гапоненко! Ты придёшь в базу, су..., я тебя, бл…, за жопу подвешу!..» Повисла смущённая тишина. Тут радист, полумёртвый от страха, бледнеет ещё сильнее и шепчет: «Товарищ капитан первого ранга, прошу прощения, я ошибся, нам нужен 683-й бортовой, а 685-й бортовой - это самолёт». Гапоненко пульт разбил, выдохнул: «Ну вы и мудаки тут все», - ушёл обратно в каюту и до всплытия больше не появлялся.

Иллюстрации: Маша Шишова

Матрос подводной лодки анонимно рассказал о том, что такое поцелуй кувалды, зачем закусывать вино воблой и почему некоторым подводникам приходится годами драить туалет.

Подлодка

С первой по четвёртую части — это так называемый БЧ-люкс. Они ходят чистенькие и опрятные. А БЧ5 — это «маслопупы», они там по колено в масле и воде, на них все трюмы, насосы и двигатели. После учебки идёт распределение на базы. Сейчас подлодки базируются либо на Севере, в Западной Лице, Гаджиево, Видяево, либо на Камчатке, город Вилючинск. Ещё одна база есть на Дальнем Востоке — её в народе называют Большой Камень или Техас. В Балтийском и Чёрном море атомных подводных лодок нет — только дизельные, то есть не боевые. Я же попал на Северный флот, в Западную Лицу.

Первое погружение

Служба

В большинстве случаев мы плавали подо льдами Северного полюса — так лодку не видно со спутника, а если лодка плавает в морях с чистой водой, её можно увидеть даже на глубине 100 метров. В нашу задачу входило патрулирование участка моря в полной готовности и применение, в случае нападения, оружия. Одна подлодка с 16 баллистическими ракетами на борту может стереть с лица Земли, например, Великобританию. На каждой из 16 ракет находится 10 автономных боеголовок. Один заряд равен примерно пяти-шести Хиросимам.

Можно посчитать, что мы ежедневно возили с собой 800 Хиросим. Было ли мне страшно? Не знаю, нас учили, что боятся те, по кому мы можем выстрелить. А так я не задумывался о смерти, вы же каждый день не ходите и не думаете о пресловутом кирпиче, который может упасть на голову? Вот и я старался не думать.

Экипаж подлодки круглосуточно несёт вахту в три смены по четыре часа. Каждая смена завтракает, обедает и ужинает отдельно, между собой практически не общаясь. Ну, кроме собраний и общих мероприятий — праздников, например, или соревнований. Из развлечений на лодке — турниры по шахматам и домино. Пробовали устраивать что-то спортивное вроде поднимания гири, отжимания от пола, но нам запретили из-за воздуха. Он в подлодке искусственный, с повышенным содержанием двуокиси углерода СО2, и физические нагрузки плохо влияли на сердце.

Жить в замкнутом пространстве не так трудно, как кажется. Во многом потому, что ты всё время занят — восемь часов проводишь на вахте. Надо следить за показателями датчиков, пультом, делать записи — в общем, не отвлечёшься на посидеть и подумать о жизни. Каждый день примерно в 15:00 всех поднимают на «малую приборку». Все идут убирать какой-то участок. У кого-то это пульт управления, с которого надо смахнуть пыль, ну а у кого-то — гальюн (уборная для матросов в носовой части корабля. — Прим. ред.). Причём самое обидное — закреплённые за тобой участки не меняются всю службу, поэтому если уж начал драить туалет — драишь его до конца.

Что мне нравилось в плавании — так это отсутствие морской болезни. Лодку шатало только в надводном положении. Правда, по правилам лодка обязана всплывать раз в сутки, чтобы провести сеанс радиосвязи. Если подо льдами — то ищут полынью. Выйти подышать, конечно, нельзя, хотя случаи бывали.

За день кок должен не только девять раз наготовить на ораву в 100 голодных матросов, но и для каждой смены накрыть столы, потом собрать посуду и перемыть её. Но, надо заметить, подводников кормят очень хорошо. На завтрак обычно творог, мёд, варенье (иногда из лепестков розы или грецких орехов). На обед или ужин обязательно красная икра и балык из осетровых рыб. Каждый день подводнику положено 100 граммов сухого красного вина, шоколадка и вобла. Просто в самом начале, ещё в советские времена, когда говорили о том, чем подводникам поднимать аппетит, комиссия разделилась: они голосовали за пиво, другие — за вино. Выиграли последние, но вобла, которая шла в паре с пивом, в пайке почему-то осталась.

Иерархия

Вместо дедовщины на флоте есть годковщина. Тех матросов, которые только пришли на флот, называют караси: они должны тихо сидеть в трюме и убирать воду и грязь. Следующая каста — подгодок — матрос, который отслужил два года, а самые крутые — годки — у них срок службы больше, чем 2,5 года. Если за столом сидят восемь человек, из которых, например, два годка, то еда делится пополам: одна половина — это их, а вторая — всех остальных. Ну могут ещё сгущёнку отобрать или за шилом послать сбегать. По сравнению с тем, что в армии происходит, здесь практически равенство и братство.

Устав — это библия, наше всё, считай. Правда, иногда до смешного доходит. Например, согласно ст. 33 Строевого устава российских военных сил, движение бегом начинается только по команде «бегом марш». И вот один раз замкомдива в море пошёл в гальюн, а там замок висит. Он в центральный пришёл и старпому приказывает: «Старпом, гальюн откройте». Старпом сидит спиной — не реагирует. Замкомдива не выдержал: «Старпом, принесите ключ бегом». А он продолжает сидеть как сидел. «Бегом, я Вам говорю! Вы что, не слышите меня? Бегом! Бл..!!! Чего Вы ждёте?» Старпом закрыл устав, который он читал, кажется, всё свободное время, и говорит: «Я жду, товарищ капитан первого ранга, команду „марш“».

Командиры

Командиры разные бывают, но все должны вызывать трепет. Священный. Ослушаться или перечить ему — получить выговор в личное дело как минимум. Самый колоритный начальник, который мне попадался, — капитан первого ранга Гапоненко. Было это в первый год службы. Только в Мотовский залив вышли, Гапоненко пропал из виду с флагманским киповцем (должность на лодке, слесарь КИПиА — Контрольно-измерительная аппаратура и автоматика) в своей каюте.

Дней пять пили не просыхая, на шестой день Гапоненко вдруг поднимается в центральный в куртке-канадке и валенках: «Давайте, говорит, всплывайте, покурим». Покурили. Он спустился вниз, осмотрелся: «Чем это вы тут занимаетесь, а?» Говорим, учебные маневры отрабатываем, вот надо скооперироваться с соседней лодкой, 685-й бортовой. Он вдруг сам пролез за пульт, взял микрофон и вышел в эфир. «685-й бортовой, я 681-й бортовой, прошу исполнить „слово“ (а слово на морском языке означает застопорить ход, остановиться)».

На другом конце провода раздалось какое-то мычание. А потом: «Я 685-й бортовой, исполнить „слово“ не могу. Приём». Гапоненко начал нервничать: «Приказываю исполнить „слово“ немедленно!» А в ответ ещё более настойчиво: «Повторяю вам, исполнить „слово“ не могу. Приём». Тогда он уже совсем озверел: «Я, б…, приказываю тебе, су…, исполнить „слово“ …! Немедленно, слышишь! Я капитан первого ранга Гапоненко! Ты придёшь в базу, су..., я тебя, бл…, за жопу подвешу!..»

Повисла смущённая тишина. Тут радист, полумёртвый от страха, бледнеет ещё сильнее и шепчет: «Товарищ капитан первого ранга, прошу прощения, я ошибся, нам нужен 683-й бортовой, а 685-й бортовой — это самолёт». Гапоненко пульт разбил, выдохнул: «Ну вы и мудаки тут все», — ушёл обратно в каюту и до всплытия больше не появлялся.

Жми на кнопку, чтобы подписаться на "Как это сделано"!

Если у вас есть производство или сервис, о котором вы хотите рассказать нашим читателям, пишите Аслану ([email protected] ) и мы сделаем самый лучший репортаж, который увидят не только читатели сообщества, но и сайта Как это сделано

Подписывайтесь также на наши группы в фейсбуке, вконтакте, одноклассниках и в гугл+плюс , где будут выкладываться самое интересное из сообщества, плюс материалы, которых нет здесь и видео о том, как устроены вещи в нашем мире.

Жми на иконку и подписывайся!

Я родился в Азербайджане, в Баку. Там же находилось Каспийское высшее военно-морское краснознамённое училище им. С. М. Кирова, штурманский факультет которого я окончил в 1991 году. «Система» (так между собой называли моряки учебное заведение) котировалась на флоте, учили там на совесть, – начинает свой рассказ Вадим Абросимов. – В моём взводе на первом курсе было 33 человека, а до выпуска доучились лишь восемь. Отчисляли и за залёты (кто‑то попался в самоходе, кто‑то напился), и за хвосты. Многие ушли после третьего курса: кто‑то понял, что морская служба не для них. А кто‑то поступил хитро: учёба в военно-морском училище шла в зачёт срочной службы на флоте (тогда служили три года). И вот человек отчислялся из училища, служил до ближайшего приказа о демобилизации и уходил в запас, причём ещё и получал справку о неоконченном высшем образовании.

История № 1: Как Вадим Абросимов решил быть моряком

У моих родителей были друзья – пара, в которой супруг как раз был военным моряком. Как‑то он зашёл к нам в гости – в красивой форме, с портупеей и пистолетом, который даже дал мне в руках подержать. Тогда я решил, что стану военным.

Повлиял на меня и дядя, который тоже служил срочную на флоте, воевал. Однажды он спросил меня, кем я хочу стать. Я ответил, что хочу стать военным – моряком или лётчиком. А он мне и говорит: «Вот ты как думаешь, какая из военных профессий самая опасная? Ну вот ты лётчик. Предположим, сбил тебя противник, ты с парашютом выпрыгнул – остался жив. Если ты моряк на надводном корабле, то в случае крушения у тебя тоже есть шансы спастись на плоту или шлюпке. А вот на подлодке, случись что, и шансов почти нет – оттуда не выбраться.

История № 2: Как курсанту подлодка не понравилась

Возможно, из‑за этого разговора становиться подводником я особо и не мечтал. Вплоть до распределения после училища я даже с некоторым предубеждением относился к подводникам, особенно после одного случая, который произошёл со мной на четвёртом курсе.

Нам предложили посетить подлодку, которая стояла в ремонте. Всё началось с того, что, когда мы поднялись на борт, навстречу нам откуда‑то вылез мужик в грязном засаленном ватнике с жуткой всклокоченной бородой. Как выяснилось, это был командир подлодки. Он организовал нам экскурсию. Это была дизельная подводная лодка проекта 641. Она была очень-очень компактной. В каюте командира со сдвижной дверью, как в купе поезда, помещался секретер, откидной столик и коротенькая койка. Командир спал там скрючившись, подставив кресло под согнутые колени… Так то командир, а остальному составу вообще нелегко приходилось. Особенно меня поразила подвесная койка в носовом торпедном отсеке, через середину которой проходила труба. На мой вопрос о том, как же тут спать, бывалые подводники мне ответили: легко – забираешься, обнимаешь трубу и спишь! В общем, не впечатлила меня тогда подлодка.

Фото из блога http://savchenko-alex.livejournal.com

История № 3: Как выпускник на Камчатку не попал

Уже после того как мы сдали экзамены, нас стали распределять по флотам и кораблям. Я не был отличником, но и троечником не был: среди 143 человек нашего выпуска по успеваемости входил в первую тридцатку. В общем, был на хорошем счету у командования. Мне предложили на выбор несколько мест будущей службы.

Сам я хотел попасть на Камчатку: там проходил стажировку на пятом курсе, мне там понравилось, там меня уже ждали и даже обещали помочь с жильём – вплоть до того, что уже показали квартиру в центре Петропавловска-Камчатского, где я должен был бы жить. Камчатка считалось престижным местом службы, потому что там шла выслуга – год за два. Ну и оплата там тоже была двойная. Поэтому туда все стремились.

Но, к сожалению, туда попасть не получилось. И тогда начальник факультета посоветовал пойти в подводники – он сам в своё время служил на подводной лодке. «На подлодке год идёт за два – на пенсию раньше пойдёшь». Конечно, в 20 с лишним лет о пенсии ещё мало задумываешься. Но в целом с его доводами я согласился.

История № 4: Как молодой лейтенант корабль выбирал

Меня распределили в Приморский край, в четвёртую флотилию подводных лодок, которая базировалась в городе Шкотово-28 (ныне входит в состав закрытого административно-территориального образования Фокино – прим. ред.) . Там была великолепная база подводных лодок: несколько дивизий, более 50 кораблей разных типов и назначений (это не считая надводных). Но, к сожалению, наши правители периода 1990-х годов настолько усердно выполняли условия наших заокеанских «партнёров», что к началу 2000-х ни одного живого корабля там не осталось – плавают одни вырезанные из подлодок, законсервированные блоки с остановленными реакторами. А всё остальное пустили на иголки…

Фото из личного архива

Но в 1991 году всё ещё исправно функционировало, люди служили и ходили в море. Я, как только приехал, сразу отправился к флагманскому штурману. Хочу, говорю, на стратег – подводный ракетоносец стратегического назначения, обеспечивать ядрёный щит Родины. «Да что там стратег, – отвечает флагманский штурман. – Ушёл в автономку – вернулся из автономки. Неинтересно. Есть у нас многоцелевые подлодки – вот это служба! Вышел, послушал, половил вероятного противника, обеспечил выход стратега, вернулся. Только вернулся – другой стратег надо сопровождать. Вот тут и получишь такие морские навыки, что мама не горюй!»

Я немного повозражал – в начале карьеры можно немного повыделываться. Тут заходит командир подлодки, на которую меня штурман сватал. «Лейтенант, ты женат? Ребёнок есть?» – с ходу спрашивает меня. Киваю в ответ. «Ну вот смотри: ты ко мне приходишь, а я тебе сразу даю квартиру». На том и порешили. Можно сказать, на этом меня и купили. Так я попал в экипаж подводной лодки К-247».

История № 5: Как на подлодке со сном боролись

К-247 (в 1992 году переименованная в Б-247) – это первая подлодка проекта 671РТМ «Щука», построенная в Комсомольске-на-Амуре в 1976 году. Там я был инженером электронавигационной группы. Экипаж был небольшой. Из почти сотни человек на борту только 23 были матросами, остальные – мичманы и офицеры.

4 августа 1991 года я впервые поднялся на борт, а уже 6 августа мы вышли в море. О путче 1991 года узнали, только когда вернулись. Первый выход продолжался пару недель. Как раз были учения, мы осуществляли минные постановки, за что получили приз Главкома ВМФ.

В этот же выход меня допустили к самостоятельному несению штурманской вахты, для чего я сдал все необходимые зачёты. Вахту на корабле несут в три смены: в моей боевой части (БЧ) в первую смену дежурил командир боевой части, во вторую – командир электронавигационной группы. Мне, как инженеру, досталась третья смена – так называемая собака: с 4 до 8 часов утра. В это время человеку сильнее всего хочется спать. На подлодке ещё и тишина, покой, мерное жужжание механизмов убаюкивает. А спать нельзя! И мы, чтобы не уснуть, литрами пили кофе. Перед выходами на него скидывались вахтенные офицеры, штурманы, командир, старпом и заместители командира. Так и боролись со сном.

Фото с сайта deepstorm.ru

История № 6: Как подводники в 1990-е металл разгружали

Мне пришлось служить в начале 1990-х – в то время, когда и страна в целом, и флот в частности переживали не лучшие времена. Уже сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, что тогда флот и армия держались на офицерах, которые успели послужить при Советском Союзе. Тогда в военных учебных заведениях в людях воспитывали настоящий патриотизм, готовность к самопожертвованию, учили отдавать всего себя делу, переживать за безопасность страны. Благодаря именно таким людям мы тогда смогли лихие годы как‑то пережить.

Тяжело было в материальном смысле. Ведь, уходя в море, ты хочешь быть уверен, что в доме работает отопление, жена и дети сыты, одеты и обуты. Зарплаты были маленькие. В начале 1990-х её повышали очень часто – почти каждые три месяца. Но не от хорошей жизни, а потому, что инфляция была просто дикой. И даже эти небольшие деньги задерживали по три-пять месяцев. Перед выходом в море долги, конечно, погашали, но потом опять начинали задерживать выплаты. Поэтому приходилось и подрабатывать на погрузке металла, чтобы дети могли нормально в школу пойти. Хорошо, что был паёк – без него вообще был бы каюк.

Да и техника выходила из строя, а ремонтировать её было нечем. На Б-247 в конце 1992 года мы вышли в море, и у нас сломался опреснитель, питающий водой контур атомного реактора. Хорошо, что мы от базы отошли недалеко, – успели дотянуть до пирса на остатках пресной воды, что была на лодке. После этого в январе 1993 года нас отправили на ремонт в бухту Чажма, где лодку поставили в док.

Изначально на ремонт отводили три месяца, но из‑за того что не было средств, корабль простоял в доке аж до марта 1994 года. В итоге денег так и не нашли, и командование, видимо, решило, что лодку незачем ремонтировать, а проще утилизировать. Её вывели из боевого состава флота, экипаж прикомандировали к другим подлодкам. Я к этому времени был уже штурманом, командиром боевой части. И меня командир Б-264 – такой же лодки, как и та, на которой я служил, но новее, – позвал к себе. На этой подлодке до 1997 года я ходил в море, вплоть до выработки активной зоны реактора. Корабль был отличный!

Фото с сайта podlodka.su

История № 7: Как американцев пугали

Такие лодки, как наша, часто ходили в море: всё обеспечение операций было на нас. И учения, и выходы стратегов, и высадка диверсантов (учебная, естественно), и торпедные стрельбы – словом, много чего мы делали.

Ходил я и в автономку (правда, не на своей лодке, а на Б-305) на 89 суток – мы прошли проливом Лаперуза и вышли в Тихий океан. Мы там отгоняли американцев от наших стратегов. Как это происходит? Идёт корабль, акустики слушают горизонт, обнаруживают шум винтов и по нему классифицируют корабль. Если выясняется, что это подводная лодка, начинается подводная охота: они от нас, мы за ними. И наоборот.

Мы иногда проделывали такой манёвр, особенно при обнаружении противника с кормовых курсовых углов: разворачивались на 180 градусов и шли навстречу. Официально он именуется манёвром проверки отсутствия слежения, а американцы называют этот приём «русский дурак», боятся его как огня и сразу начинают уходить, менять курс или всплывать. Потому что, если совпадает глубина, можно нечаянно столкнуться под водой.

История № 8: Как замполита быстрыми нейтронами расстреляли

Случилось это в самом начале моей службы – я ещё лейтенантом был. Незадолго до меня на лодку пришёл замполит. Он, наверное, до сих пор служит, правда, не в наших вооружённых силах, а в украинских. На подлодку он пришёл с надводного корабля, поэтому в некоторых моментах был, что называется, ни ухом ни рылом. В общем, экипаж воспринимал его с прохладцей.

В обязанности замполита входил обход перед выходом в море всех отсеков и проведение среди личного состава бесед с целью повышения морального духа. Реактор у нас располагался в четвёртом отсеке, который был необитаемым – то есть экипажа там по боевому расписанию не было. Зато были видеокамеры, которые выводили изображение на монитор в центральном посту.

И вот пошёл замполит по отсекам в корму и зашёл в отсек № 4. А мы решили над ним пошутить и кремальеры (люки – прим. ред.) в переборках задраили. И по громкой связи, которую в четвёртом тоже слышно, объявляют: «Готовы к прострелке реактора быстрыми нейтронами» (его в это время как раз запускали перед выходом в море).

Центральный пост даёт команду: «Быстрые нейтроны понизу. Товсь! Ноль – пошли быстрые нейтроны!» Все смотрят на экран и видят, как в четвёртом отсеке прыгает замполит, пытаясь перепрыгнуть нейтроны. Потом дают команду сделать прострелку поверху – замполит на палубу рухнул. Вылез из отсека весь взмокший.

Народ стоит, еле сдерживается. Старпом спустился, сначала не понял, что происходит, а потом до него дошло – он как давай ржать. В общем, не задержался у нас замполит. Перевёлся от нас и уехал создавать молодой украинский флот.

Фото из личного архива Вадима Абросимова

История № 9: Как подводники батлы проводили

Забавных случаев было много, правда, не все их можно рассказать без нецензурной лексики. Например, когда проводились учебные стрельбы, была традиция на корпусе торпеды мелом писать послание, адресованное экипажу судна-торпедолова. Без мата там почти не обходилось. Это было не обидно, а, скорее, забавно.

Самое смешное, что когда мокрую торпеду поднимали из‑за борта, надписи были не видны. Они проступали позже, когда торпеда высыхала. Там были такие сочинения – шедевры! А когда мы выходили в море, то устраивали батлы стихоплётов: БЧ-1 на БЧ-5, БЧ-5 на БЧ-7. Абсолютно без злобы друг дружку подкалывали, хлёстко, но не обидно.

История № 10: Как моряк в Белгород попал

После того как в 1997 году Б-264 выработала активную зону реактора, её решили больше в строй не вводить и так же, как и Б-247, порезали на металл. Мне ходить по берегу и нести караульную службу стало неинтересно, тем более что на флоте шло сокращение, а мне в Федеральной пограничной службе предложили работу поинтереснее.

В Белгород мне предложил переехать Владилен Васильевич Абхалимов . Мы знакомы с ним давно, ещё с Баку, где он учился в «Системе» на несколько лет раньше меня. Он, когда ушёл с флота, переехал сюда. И предложил приехать в гости. Я приехал, мне здесь понравилось, и в 2001 году, когда меня сократили в погранслужбе, я решил, что достаточно уже послужил. А пенсионером я стал в 29 лет, за счёт того, что служил на подлодке. Так что прав был мой начальник факультета.

Записал Вадим Кумейко

Город Калининград, куда я и Вася Деменок прибыли солнечным августовским утром, встретил нас дыханием близкого моря, зеленью парков и скверов, руинами зданий, напоминающими о минувшей войне. В первой половине дня мы благополучно добрались до штаба тыла Балтийского флота, где у дверей кабинета кадровика медицинской службы флота уже стояли в ожидании вызова мои бывшие однокурсники. Нас, призванных на военную службу, было 13 человек. Вот их фамилии: Городецкий В.Д., Деменок В.В., Иванов Б.К., Карпиков В.И., Киселев В.В., Копытов Д.Д., Макаров Е.И., Некрасов Ю.В., Островский П.А., Панин Е.П., Сухоруков В.С., Четвериков П.В. Из этого состава лишь шесть человек, отслужив положенный трехлетний срок, останутся потом в кадровом составе ВМФ, а семь человек не смогут привыкнуть к службе и пойдут искать свое счастье на «гражданке». Но сейчас еще никто не знает, что нас ожидает впереди, мы стоим у дверей кабинета, в котором решается наша судьба. Особо нетерпеливые личности рвутся в бой, стремясь сыграть на опережение и выхватить счастливый билет. Они по очереди, один за другим, пропадают в недрах кабинета, а затем выходят оттуда, кто счастливый, кто немного расстроенный. Мы с Васей не торопимся и ждем, пока очередь рассосется. Наконец, мы остаемся вдвоем в том длинном коридоре. Вася не выдерживает и просит пропустить его вперед. Я уступаю. Через 10 минут он выходит из кабинета и сообщает мне о том, что его направили служить в морскую авиацию. Настал и мой черед получать назначение. Вхожу в кабинет. За столом сидит пожилой седовласый офицер в звании подполковника. Его фамилия Мариничев. Он здоровается со мной, предлагает сесть и обращается с вопросом, который он уже, вероятно, задавал всем моим товарищам:

Куда бы Вы пожелали идти служить?

Я, помня о заверениях и обещаниях офицера военно-морской кафедры института полковника Филимонова М.Я., бодро отвечаю:

Я хочу служить в морской авиации.

К сожалению, в морской авиации уже вакантных должностей не осталось. Я ознакомился с Вашим личным делом и считаю, что Вы достойны служить на подводной лодке.

Я, откровенно говоря, давно уже настроил себя на морскую авиацию, а о подводных лодках я даже, как-то, и не думал, морально к этому не готов.

Хочу Вас заверить, что служба на лодках весьма перспективна. Вы еще будете благодарить седого подполковника за это распределение. С подводных лодок Вы сможете перейти на лечебную работу в госпиталь. Служба в морской авиации, напротив, имеет много отрицательных сторон. Там много всевозможных тупиков, я бы не советовал Вам туда стремиться. Послушайте меня. Я Вам только добра желаю. Ну, как?

Я согласен.

Вот и хорошо. Решено.

А куда мне придется ехать служить?

Служить Вам придется в Лиепае или в Палдиски. Куда Вы желаете?

А где можно быстрее получить жилье, ведь я человек семейный.

Конечно в Палдиски. Там квартиру Вы получите сразу же по прибытию.

Значит, я поеду в Палдиски.

Вы сделали правильный выбор. Поздравляю Вас с назначением. Вы еще не раз вспомните подполковника Мариничева добрым словом.

В состоянии легкой эйфории я вышел из кабинета и сообщил товарищам о своем распределении. Меня никто не поздравлял, все были озабочены своими собственными назначениями.

С убытием к месту службы пришлось подождать еще несколько дней. Надо было получить вещевой аттестат, одеться в военную форму. Все это продолжалось достаточно медленно. Все эти дни я проводил в доме моего институтского товарища Жени Панина, который был коренным калининградцем. Женя был направлен для прохождения службы в город Балтийск, поближе к родному дому. Его самого и его родителей подобное назначение вполне устраивало. Отец моего товарища был военным, участником войны, хирургом. Но в данный момент, он был уже в запасе, у него была масса свободного времени, и он интересно проводил его, отдавая предпочтение рыбалке. Мы несколько раз ходили ловить рыбу на озера, которые находились буквально рядом с домом. Мы с Женей ловили рыбу на удочку, а Петр Васильевич – на спиннинг. Улов всякий раз бывал неплохой. По вечерам, за чашкой чая, мы вели задушевные беседы про жизнь, про службу и нашу профессию. Отец моего товарища рассказывал много всего интересного, у него была богатая событиями военная биография. Мы с Женей стояли на пороге военной службы, поэтому многое из рассказов военного хирурга нам показалось не только любопытным, но и полезным. Так прошла первая неделя моей службы.

Наше ожидание не могло продолжаться до бесконечности. 8 августа нам вручили предписания, в которых были указаны войсковые части, в которых нам предстояло служить и сроки прибытия к местам назначения. Служить в эстонском городе Палдиски мне предстояло вместе с Борей Ивановым. От Калининграда до Таллина мы летели самолетом, а дальше, до Палдиски, добирались электричкой. Приехали уже затемно. На перроне железнодорожного вокзала Палдиски женщины-служащие ВОХР проверили наши документы и указали дорогу в часть. Окрестный пейзаж нас не обрадовал, так как все вокруг было темно, беспросветно и напоминало пустыню. Добираясь в потемках до КПП части, мы пытались разглядеть хоть какие-то атрибуты городской цивилизации, но так ничего и не обнаружили. В душу закралось подозрение, что мы «вляпались» во что-то нехорошее. Дежурный по бригаде проверил наши документы и определил нас на ночлег в одну из офицерских комнат казармы береговой базы. Прощаясь с нами, он предупредил, что завтра с утра мы должны будем представляться командиру бригады подводных лодок. Наутро, проснувшись и приведя себя в порядок, мы с Борей пошли докладывать о своем прибытии на службу капитану 1-го ранга Е.В.Бутузову, командиру соединения. Зайдя в его кабинет, мы отрапортовали о своем прибытии и назначении на должности. Комбриг, судя по его выражению лица, остался недоволен нашими докладами. Как мы ни старались, а представиться по-военному у нас не получилось. Видно навыков, приобретенных на военной кафедре, оказалось недостаточно. Сделав несколько замечаний по форме наших докладов, Евгений Васильевич направил огонь своей критики на наши обручальные кольца, заявив, что их ношение несовместимо с военной формой одежды, что есть приказы и директивы, в которых об этом все сказано.

Я тоже женат, и тоже люблю свою жену, но обручальное кольцо я ношу не на пальце, а в портмоне.

После этих слов комбриг вытащил из внутреннего кармана своей тужурки изящный кожаный кошелек, извлек оттуда золотое кольцо и показал его нам. Затем он распорядился.

Снимите Ваши кольца и спрячьте куда-нибудь подальше. Здесь Вам не «гражданка», здесь военная служба. А на службе нужно выполнять уставы и приказы.

Мы молча повиновались, хотя, в глубине души, были не согласны с комбригом, уставами и приказами. Все это сильно смахивало на произвол, насилие над личностью. Но деваться было некуда – раз пришли служить, значит надо менять свои прежние привычки и правила поведения.

Беседа с командиром соединения продолжалась еще несколько минут. В ходе ее выяснилось, что служить мы будем на ремонтирующихся лодках, из которых одна находится в Таллине, а другая – в Риге, так что в Палдиски мы задержимся ненадолго. По поводу нашего жилья Бутузов пообещал решить вопрос положительно, но добавил, что, на первых порах, жить придется в уплотнении (две семьи в одной квартире).

Жилищный фонд нашей бригады не такой уж большой, - продолжал комбриг, - многие семьи стоят на очереди по улучшению своих квартирных условий. Среди офицеров и мичманов есть заслуженные люди, проблемы которых мы будем рассматривать в первую очередь. А вы здесь люди новые, поэтому берите, что вам предлагают. Когда проявите себя с хорошей стороны, тогда, может быть, и о дальнейшем вашем благоустройстве мы подумаем.

Во время нашей беседы с комбригом, в его кабинете присутствовали начальник политотдела капитан 1-го ранга Линда и флагманский врач соединения подполковник м/с Н.В.Шкворов. Они, также как и мы с Борей, стояли перед начальником навытяжку, «ели его глазами», изредка поддакивая в тему возгласами «так точно!» Вид у них обоих был угодливо-перепуганным. Евгений Васильевич Бутузов был грозным комбригом. Чуть позже я еще расскажу о нем. А пока, мы с Борей Ивановым готовимся к отъезду. Я еду в город Таллин для прохождения службы на подводной лодке «С-297». Боре предстоит более дальняя дорога, его лодка «С-295» стоит на ремонте в поселке Усть-Двинске, под Ригой. Чувствую я, что расстаемся мы надолго. Средний заводской ремонт, как нам сообщили знающие люди, мероприятие весьма продолжительное по времени, за год можно и не управиться. Единственная радость, что в моря какое-то время ходить не придется. Есть шанс плавно втянуться в военную службу, на берегу привыкать к новому образу жизни, безусловно, удобнее, нежели среди бушующих волн. Еще свежи воспоминания о событиях годичной давности, связанных с корабельной стажировкой на тральщике. Перспектива встречи с морской стихией, понятное дело, у меня восторга не вызывает. Мои морские качества далеко не идеальны, я это уже знаю – проходил. Говорят, что под водой совсем не качает. Это хорошо. Но и в надводном положении эти корабли, как сообщили мне бывалые моряки, преодолевают огромные расстояния. Так что придется, видимо, испытать, еще не раз, возможности своего вестибулярного аппарата. Будем терпеть. Обратной дороги нет. Раз уж я бросил вызов своей судьбе, придется ломать себя во всех направлениях.

Еще 2 дня мы «торчим» в Палдиски. За это время мы успели получить ключи от своих квартир и отыскать наше жилье на одной из немногочисленных улиц маленького городка. Какой дурак посмел назвать эту зону за колючей проволокой городом? Городом тут и не пахнет. Единственной достопримечательностью Палдиски было здание учебного центра по подготовке экипажей атомных подводных лодок, в народе оно получило название «Пентагон». Дом, в котором мы обрели свое пристанище, находился на улице Садама. Нам предоставили по комнате в 3-х комнатных квартирах, располагавшихся в разных подъездах. По 2 комнаты в наших апартаментах занимали семьи мичманов. Наши комнатки имели маленькую площадь (12 кв.метров) и располагались по соседству с кухнями. Мы с Борей, впрочем, не слишком огорчились после знакомства с условиями своего будущего проживания. У нас еще никогда не было своего угла, а вот теперь - свершилось. Теперь мы имеем собственное жилье!

12 августа 1969 года, приехав в город Таллин, я довольно легко отыскал завод, на котором подводная лодка «С-297» ремонтировалась. Представился командиру о своем прибытии для дальнейшего прохождения службы. И служба началась.